Почти фантастика

971 просмотров

Никогда не зовите Барсика

     Яхтой управляет не только ветер. Об этом знают все те, чьи стёртые от шкотов ладони порой горят холодными зимними вечерами, вспоминая о брызгах волн и ветре, развивающем волосы. И сейчас я говорю не об экипаже, что само по себе довольно очевидно. Сейчас речь идёт о духах. Духах воды, ветра и всего целиком, гораздо большего, что может представить себе маленький ребёнок, которого вместе с яхтой качает на волнах в ладонях стихии. Конечно, чаще всего это просто стихия. Но не всегда, ох как не всегда. Во всех отрядах их зовут по разному, они имеют разные свойства, а часто единства нет и внутри организаций. Об этом любят спорить матросы на дальних выходах в безветренную погоду, вместо того, чтобы следить за парусами.

     Это и происходило на яхте “Монитор” в середине июня.

     Яхта, название которой внёс на сборе сам командир, как и остальные, мерно шла по залитому яркими солнечными лучами водохранилищу. Касания ветра не часто ощущались экипажем — большую часть времени он просто двигался сплошным неторопливым потоком, который скорей напоминал поглощающую всё на своём пути вязкую жижу. На небе не было ни тучки. Пушистые облака иногда проползали далеко, почти над горизонтом. Вода блестела, ничто не мешало лучам добираться до неё и сливаться в практически безжизненном свечении. То, что рождалось в итоге слияния гладкой поверхности воды и июньского солнца, больше всего походило на стеклянный взгляд человека, который всю ночь провёл на ночной вахте. Жизнью, бесчисленными бликами и солнечными зайчиками, водяное зеркало наполняли только порывы, которые будто плугом вспахивали его.

     Держась за прохладную ручку руля, Федя ощущал тепло, которое исходило не только от солнца, но и от нагретого пластика. До ощущения жары оставался шажок лилипута, но грань не была нарушена. Это чувство не морило, однако было довольно неприятным. Кто бы мог подумать, что через очень небольшое время, Федя бы отдал многое, лишь бы снова погрузиться в эту обстановку безмятежности. Но ничего ещё не произошло, и он смотрел на название яхты. Перманентным маркером, посередине баллона, не очень ровно, зато старательно, было выведено МОНИТОР. Вместо точки — маленький кораблик, закованный в броню. Пушка была внушительно выкачена посреди палубы, а маленькая команда уже наверняка подготовила её к стрельбе.

     Ещё будучи матросом, Федя прочитал «Выстрел с монитора», и пусть он не мог ответить себе, что именно так впечатлило его в этой книге, он твёрдо решил, что его яхту будут звать именно так. И да, ему и вправду повезло. В момент вступления Феди в командирство, как раз проходил сбор в честь новых яхт, и одной из трёх всё-таки присвоили желанное название. Раз уж инициативу проявил он сам, никто другой из командиров не претендовал на новинку в отрядом флоте. И теперь Федя ведёт экипаж по дистанции, глядя на написанные им буквы. Мечты сбываются!

     Не смотря на то, что с момента того самого сбора прошло около двух лет, и на то, что Федя уже был довольно опытным командиром, он боялся не найти общий язык с матросами. Если с гротовым Сашей никаких проблем не возникало (они и до выходов были приятелями), то тот, кто сидел в передней части яхты, вызывал тревогу. Беда в том, что его не напрягала ни чрезмерная разговорчивость Олега (большинство предпочитают называть это качество болтливостью, но не сам Олег), ни его отрешённость от паруса. То, что испытывал Федя было экзистенциальным и необъяснимым.

     Федя перевёл взгляд на него. Взор Олега был устремлён непонятно куда. Выглядело это так, будто он тщательно подбирает тему для следующего разглагольствования. Стаксель, понятное дело, растравлен.

     — Ну же, не своди с него глаз, работай на парусе — Федя старался произнести это как можно более доброжелательным голосом, при этом отчеканивая каждое слово.

     Олег не синхронно пожал плечами, а затем оценивающе взглянул на парус.

     — Вы видели вообще, как мы сейчас буй обошли?..— сказал он подбирая стаксель.

     — Дааа — подхватил его мысль Саша.

     Он вышел из лёгкой дрёмы и даже приподнялся с тёплой рыбины* (настил на дне яхты) и борта, на которых очень удобно устроился.

     Неожиданно для себя, Федя и сам согласился с этим. Они уже подошли в плотную к бую, всё приближались. В памяти всплыл насмешливый и язвительный взгляд буйка, который, как казалось, невероятно хотел обнять тебя, но отнюдь не из-за прилива тёплых чувств — он хотел заставить рулевого страдать — ведь в том, чтобы во время гонки выполнить наказание за навал на знак, для рулевого было именно страдание. И вот они без ущерба для себя помахали этому жёлтому задире рукой, и это было что-то сверхъестественное. На самом деле, такие мысли часто приходят в голову человеку с не в меру богатым воображением, поэтому Федя научился игнорировать их. Он знал, что не он один обладает таким богатым воображением, а ещё знал, что Олег скажет дальше. Не представлял, откуда, просто знал.

     — Это устроил БуйВал.— Олег повернулся к ним.

     Глаза Саши округлились. Он был из христианской семьи, поэтому плохо воспринимал разнообразные шутки, связанные с религией. А ещё, видимо, он не так часто зацеплялся за длинные языки людей, вроде Олега, раз впервые столкнулся с отрядной мифологией.

     — О, вижу ты никогда не слышал о нём. Это дух, который приваливает и отваливает яхты к буйкам.

     В голове Олега промелькнула мысль о том, что на самом деле так никто не говорит, но он нарочно выбрал глаголы, которые корнями согласовывались со звучным именем БуйВал.

     — А.. придуманные духи — на лице Саши застыла неуверенная улыбка, которая говорила (кричала) о том, что человек ждёт завершения шутки, когда все вместе посмеются.

     — Ага, типа того — Беззаботным голосов ответил Олег — Думаешь, почему мы движемся сейчас? ветра то нет почти.

     — Почти! Почти — не считается.

     — Аборигены. Им нужно жертвы приносить, и тогда они потащат тебя в штиль, за дно. Говорят, лет семь назад в воду толстяка сбросили, КОГДА ОБЕД, он постоянно спрашивал, сколько бы до него не оставалось. Вряд ли он думал, что сам им станет, а вот, смотри-ка как вышло, до сих пор аборигены всех возят.

     — Чушь! — Лицо Саши было перекошено. Но не от злобы, а от смеси шока и удивления (разве это не одно и тоже?). Он был не из тех, кого можно было так просто разозлить.

     — Всё, хватит, горе шаман. Или язычник, тебе самому решать, кто ты. Перестань человека доводить. — Федя строго, но как будто с опаской произнёс это (ухх, опять это экзистенциальное чувство пронизывает).

     Олег, видимо, почувствовал эти нотки в голосе командира и, удовлетворённый, отвернулся.

     Повисло молчание. В такую погоду ВСЁ, что говорили на яхте, разносилось по округе на сотни метров. С других яхт, в основном, приходили только команды командиров, в остальном — молчание(никто даже не баловался рациями!). Все как будто ждали чего-то. Тишину, стрелой пронзил сначала тихий далёкий гул. Да. Звучало это всё, как нарастающий гул.

     -Барсик, три глухих удара. Затем снова:

     «БАРСИК; ТУН ТУН ТУН»

     Федя резко развернулся на звук, рация мотнулась на его шее. Саша тоже повернулся, но явно не с таким энтузиазмом. Олег всё так же сидел, глядя на свои ладони. Кажется, он улыбался. Примерно через минуту он сам начнёт гудеть так, тарабаня при по пластиковому дну яхты ногами.

     Федя понимал, что делают эти люди, выкрикивая заразительный лозунг. Нет, он не верил ни в какого Барсика — главного духа ветра и шторма. Просто он уже успел “зарубить на носу” — после таких скандирований всегда приходит шторм. Не важно, причастен ли к этому Барсик, важно то, что последствия одинаковы всегда.

     В Барсика не верила та самая часть Феди, которая подавляла его буйное воображение, в последнее время очень даже успешно. Самое грустное было то, что это была не просто часть его сознания… кажется, эта штука называлась взрослением. Оно как будто шомполом запихивает все страхи и бредовые догадки в глубину… пушки. Да, именно пушки — всё это может вырваться в самый неожиданный момент.

     Тем временем крики стали громче и ближе, они окружили яхту, и уже зазвучали внутри. Обычно, когда людей с этой кричалкой просят помолчать, они только раззадориваются, поэтому гораздо проще просто подождать, их запала всё равно не хватит надолго.

     Так и произошло. Через пять минут над водой больше совсем не летали эти страшные слова, а через десять, практически на всех яхтах, матросы с увлечением говорили о чём-то другом. Командиры помрачнели, они помнили. Тоже на большинстве яхт. Через двадцать минут матросы забыли об этой ситуации, а через сорок об этом перестали думать и командиры. Большинство. Не Федя. Он был полностью сконцентрирован, выжидал. Любое усиление ветра могло быть предвестником надвигающейся катастрофы.

     Как он будет вспоминать позже, первое крепкое дуновение, что уж там — полноценный шквал, пришёл с норд-веста, практически противоположного направления, для всех предыдущих усилений ветра, которые вносили жизнь во всё это предприятие. Этот новый шквал сильно отличался от предыдущих. Кроме направления и силы было что-то ещё. Это был не просто ветер. Это было дыхание воды. Оно было неровным, прерывистым.

     Со всех сторон доносились одобрительные разговоры(они были уже не так хорошо слышны из-за ветра).

     — Вот, нужно было сразу так сделать! — сказал Олег направив лицо по ветру.

     Его волосы, десятью секундами раньше падающие на лоб, были закинуты назад, ветер играл с ними. По улыбке, в которой он расплылся после того, как договорил, можно было с уверенность сказать: Олег наслаждался этим дыханием — он знал обо всём!

     В этот момент на норд-весте уже была видна гряда туч. Она, как будто набухшая вена, тянулась над линией горизонта.

     — Ох, а я думал, что штиль в прогнозе будет самым страшным на сегодня.

     Саша смотрел в сторону надвигающейся бури. Он не верил собственным глазам. Им не верил и Федя. Прогноз синоптиков на сегодня, конечно, был неутешительным — страшный штиль, вот всё, что ждало сегодня флотилию. Эта фиолетовая линия над горизонтом, мягко говоря, выбивалась из общих планов.

     Она надвигалась. Быстро. Росла.

     Теперь это уже была не просто синяя линия. Тёмной-тёмной оставалась лишь сама туча. Пространство под ней не имело такого же цвета, как это бывает обычно из-за того, что туча тянется очень далеко, и мы видим её снизу. Пространство под ней было невероятно белым. Дождь уже непроницаемо скрыл за собой горы. Так не бывает, думал Федя. Обычно, когда дождь надвигался с этой стороны, как было в 80 процентах случаев, он всего лишь накрывал их серым тюлем, который предавал дальнему пейзажу чрезвычайную таинственность. Люди видели это и понимали, что скоро им представит намокнуть, но не более. Сейчас никто не знал, что думать. Это был не тюль. На горизонте перед ними предстал целый занавес из воды, который готов был открыться, когда вплотную подойдёт к ребятам. Все понимали, что у спектакля, которой разыграется на сцене, по ту сторону занавеса, вряд ли будет весёлый финал.

     Ветер становился всё более пронизывающим. Работая вместе с влагой, которую отрывал от уже разбушевавшихся волн, он с очень большой скоростью приближал и матросов и командиров к мокрому и холодному состоянию, хотя толком ещё ничего и не началось.

     — Это цветочки, ягодки будут впереди — как будто сам себе сказал Саша.

     На следующие пять минут, то есть до самого открытия занавеса, это стала последняя фраза. Все жалели, что с собой не прихватили дождевики и сапоги. В мыслях флагманята проклинали синоптиков, и обещали себя в следующий раз — а он будет?.. — всегда иметь наготове комплект водяной брони.

     Яхты шли к берегу. Они развернулись от самого дальнего буйка примерно три минуты назад, когда по рации пришла такая команда. Но было поздно. Кроме того, что до берега, даже при таком ветре, добираться нужно около пятнадцати минут, тот самый буй, который с берега казался близким к горизонту, практически только что обогнула яхта. Её накроет первой. Туча уже совсем скоро нависнет над ней, как будто паук над своей жертвой, застрявшей в паутине.

«…До грозы, до нашествия,
До атаки, до ярости
Нам дорогой оставлено
Пять минут тишины…»

     Федя пропевал эти строчки из стиха Владислава Крапивина, когда их общие пять минут были практически на исходе. Эта песня, когда её пели в отряде, всегда пробивала до мурашек. Так было на первом БВРе, так есть и сейчас. Он всегда пытался представить себя среди тех барабанщиков, всматривающихся в завешанные дымом дали, и бок о бок стоящих перед неумолимо надвигающейся опасностью. В эту секунду ему казалось, что он понял, как они чувствовали себя.

     Для той, самой далёкой, яхты, кроме пяти минут, кончились и пять секунд, отведённые на бросок. Однако никто не бросился в воду, в последней, самой отчаянной попытке сбежать от белого нечто. Никто даже не вскрикнул. Их просто накрыло. Стена воды, будто белая конница надвигалась на всех остальных. Она была готова смести всех, словно зазевавшуюся пехоту.

     Олег до сих пор улыбался. Почему-то это пугало Федю больше любого природного катаклизма.

     Из рации, про которую, казалось, все забыли, вырвались заглушённые помехами, крики и звуки попавшей в микрофон воды. Не требовалась слышать слова Артёма, командира яхты “Командор”, который уже находился по ту сторону, чтобы понять, что он хотел передать через барьер. Десятки раз было оговорено — первое что делает командир, когда его яхта перевернулась в килянии, это докладывает об этом по рации, чтобы инструктор на спасательном судне заметил. Артём успешно справился с этим. Ему не помешало даже то, что стена дождя, кажется, глушила большую часть сигнала. В следующую секунду моторка влетела в стену, как на платформе девять и три четверти из Гарри Поттера. Волны, которые расходились за промчавшимся судном, терялись среди тех, что шли перед стеной — они были копьями, выставленными вперёд. Ещё через одну секунду занавес открылся и для “Монитора”. У Феди на секунду возникла надежда. Он хотел верить, что перманентную надпись на баллоне не смоет таким потоком. Но эту мысль тут же снесло сотней струй воды,     ударявших в лицо.

     Напор воды, которую, казалось, выпустили не из ведра, а из шланга, бил именно в лицо. Из-за очень сильного ветра, даже такие плотные потоки шли под углом почти в сорок пять градусов. Они уже были внутри. По эту сторону. Попав сюда, Федя надеялся узнать судьбу “Командора”, но его надежды были тщетными. Всё вокруг было белым. Он видел воду, которая была в горизонтальном положении только на расстоянии пяти метров. По телевизору он видел всего лишь раз место, где всё было таким белым. Вполне возможно, что Федя в этот момент был бы не против проснутся в психиатрической палате, обитой мягким поролоном. Вполне возможно, что там сейчас было бы лучше. Ну, или они все уже умерли. Стоило остановить эти догадки. Чтобы отвлечься, он решил посмотреть на своих матросов, кроме того, это нужно было сделать, чтобы проверить, как они.

     Саша, прижавшись к яхте, так и держал мокрый шкот в руках, хоть он был и сам был ПОЛНОСТЬЮ промокшим. Глаза были размером с блюдца, а его рот беззвучно шевелился — кажется он молился. Хорошо держится, подумал Федя, это его порадовало, хоть что-то радостное. Он поднял глаза выше, туда где сидел…Олег! Он чуть не прокричал его имя, когда его взгляд встретился с глазами Олега. В них горел пожар. Кажется вся эта вода с неба была здесь только для того, чтобы потушить его глаза. Под ними была невероятно широкая улыбка, как будто Федин стаксельный матрос ждал встречи со своим давним знаком, который обещал появиться с минуты на минуту. От его выражения лица Феде захотелось выпрыгнуть из яхты.

     Но вдруг, из-за сплошной пелены дождя (да, внутри это выглядело именно как пелена, повешенная в очень много слоёв) что-то выступило — тень, не чёрная, а ещё более белая, чем окружающий всё дождь. Её очертания становились более чёткими. Она была видна в огромном открывшемся коридоре, который, казалось, раздвинул Моисей.

     — О боже! Это колонна на берегу! — сказал, чуть не срываясь на крик, Олег.

     — Тихо! — как будто услышал свой голос издалека Федя. Он уже погрузился в неприятные мысли и тёмные (ветреные!) воспоминания, которые сначала пытался отогнать.

     — Разве вы не видите, что это башня?!— не унимался Олег.

     Всё это время, Саша продолжал держать грот, хоть ветер раз за разом вырывал шкот из рук. Но сейчас он повернулся к командиру и в вопросительном шоке уставился на него. Сашкины глазищи, блестели, как вода в солнечную ветреную погоду. В них Федя видел отражение бушевавшей вокруг стихии. Но стихии ли? Он знал ответ, но оттягивал признание в этом самому себе. Они смотрели друг на друга лишь пару секунд. Башня приковывала к себе их взгляды.

     Во время обычных выходов Федя любил находить предметы на берегу, со стороны, откуда дует ветер, и представлять, что это не многоэтажное здание или опора ЛЭП, а древний артефакт, который так давно использовали шаманы, чтобы призывать ветер, или даже ураган. Но сейчас этого делать было не нужно. Башня сама пригвоздила взгляд к себе, а ветер с пугающей силой ударил в лицо.

     Она поворачивалась вокруг своей оси, словно какой-то элемент в устрашающем часовом механизме, который своим ходом определял не просто время, а судьбы детей, оказавшихся на воде . Волны разбивались об её основание. Вращающиеся стены становились фактурными — белый водяной песчаник, из которого они были сложены, казалось, был испещрен трещинами. Они расползались по нему, как змеи. Возможно, такие подробности за ребят дорисовывало воображение, но они не думали об этом — все были зачарованы.

     Послышался тяжёлый вздох. Саша окончательно отпустил грот. Верёвка скользнула по разжатым пальцам, будто пытаясь напоследок обжечь кожу. Теперь оба паруса слились в песне олицетворяющей панику(Олег отпустил свой парус гораздо раньше).

     Треск парусины никогда не предвещал ничего хорошего. Федя всегда слышал в этом звуке беспомощность перед тем, что терзало паруса. Ему он не нравился и мешал думать. А подумать сейчас следовало, от его действий зависит жизнь матросов.

     Всё что происходило, что ещё могло произойти, что он слышал и думал, сливалось в один поток, который бушевал в голове. Феде казалось, что ещё немного, и она взорвётся, или же «мозг просто расплавится и медленно вытечет из ушей»(великая отрядная цитата).

     Щёлк

     Да, это определённо был щелчок, я же слышал.

     В эту секунду мысли Феди обновились. Их больше не отягощал трепет отпущенных парусов. Ветер и дождь замолкли — их выключили. Ничего в этом мире больше не имело значения…кроме него и Башни. Она больше не вращалась, до чего бы не отсчитывало время эта страшная машина — час настал. Волны, которые бились о устрашающие волнорезы, к тому времени уже явно различимые, застыли в разрезанном состоянии. Холодные капли воды зависли в воздухе, но этого никто не видел.

Никто не мог видеть ничего, кроме того, что произошло мгновениями позже.

     На балкон Башни вышла женщина. Точнее то, что показалось из белых туннелей, пыталось походить на женщину. Какая бы сила не стояла за этим, она старалась удержать форму. Поначалу выходило не очень, части её тела плыли по ней и искали своё место, но уже когда она подошла к краю и остановилась, её видом можно было восторгаться на конкурсах красоты. Она держала что-то в руках. Кого-то. Призрачно белая и невероятно грустная женщина держала на руках кота. Без породы. Самый обычный кот, который бы смотрелся естественно в любом жилище. Только этот был белый. Вода, из которой он состоял, бурлила в нём. Водяная дева гладила его, а по её щекам потоком текли слёзы.

     … Они втроём видели всё это так хорошо и детально, что, казалось, стояли в пяти метрах на балконе соседней башни, или же вообще на том же, но никак не сидели, промокшие до нитки, в маленькой яхте, за километр до того самого балкона…

     Женщина вытянула руки с котом на них, струи слёз заливали его, а затем отпустила. Казалось, он падал в застывшую бурлящую пучину целую вечность. Федя с ужасом думал о том, что это в точности повторяло легенду происхождения Барсика. На самом деле, легенда, это слишком громкое слово. Скорее это была одна из тех историй, которые командиры рассказывали своим матросам, когда делать было совсем нечего. Но, тем не менее.

     …Когда-то Барсик был самым обычным котом, жившим со своей хозяйкой в башне, прямо на берегу океана. Был штормовой день, в такие, обычно, его хозяйка, с книгой, чаем и им самим на коленях сидела на самом нижнем этаже их необычного жилища. Их диван стоял перед самым камином. Они оба обожали такие уютные вечера. Но в этот день что-то было не так. Она стояла на балконе, прямо перед лицом стихии. Он был с ней. С ним было что-то не так. Она знала, что по-другому нельзя. Она поступила как должно — отпустила. Никто не знал, что же всё-таки было не так с Барсиком в день того шторма, но в финале истории он разбивался о скалы у подножья башни. Его тельце забирал шторм, а дальше он обретает его силу. Кроме того, что никто не знал причины по которой это случилось, практически никому и не было интересно. Никто не воспринимал эту историю, никак иначе, кроме как безотказный способ занять время. Но сейчас все видели это воочию. Происходящее ужасало.

     Водяной Барсик, который падал целую вечность, завис в пяти метрах над водой. От него, во все стороны, шёл ветер. В нос ударил запах океана и морской соли. Он плотно простоял на месте три секунды, а затем рванулся в сторону “Монитора”. Вокруг него собиралась сфера из воды, рыбы и водорослей. Олег больше не улыбался. Он успел только истошно закричать. В следующее мгновение яхту накрыла волна.

     Федя не знал сколько времени он пробыл в мире полной белизны. На самом деле он и не хотел этого знать. Он видел над собой голубое небо. Ему не требовалось быть художником, чтобы понять, что голубой — не белый. Его очень давно не радовали такие простые выводы. Он опустил глаза с неба. Саша видимо тоже только что очнулся. Его лицо светилось от счастья он смотрел на Федю. К глазам подступили слёзы радости. Олег?.. Его не было с ними в яхте. Без единого слова Саша и Федя пришли к выводу, что его забрал Барсик. Он стремился к нему, возможно даже считал себя его оккультным адептом. А ещё он просто слишком много знал о Барсике. Точнее, нет. Вряд ли он знал больше остальных, просто Олег слишком много болтал. Где бы сейчас он не был со своим божеством, Олег сделал ему на встречу все возможные шаги.

     Федя и Саша шли на вёслах к берегу (парусов не было на месте, когда Федя очнулся). Они, как и все, кто был в это день на воде, больше никогда в жизни не произнесут этих слов

     БАРСИК ТУН ТУН ТУН

     Они будут просто помнить. Такое не забывают.

Денис Матушкин, флаг-капитан флотилии 17 лет